Наш Кремль исхожен вдоль и поперек, но тем интереснее поискать в нем что-то еще не описанное краеведами. Постараемся взглянуть на седые камни свежим взглядом, и тогда у старой крепости, быть может, обнаружится второе дно. Спасская башня раньше была окрашена охрой, а сверху блестели итальянские часы, на которых циферблат крутился вокруг единственной неподвижной стрелки. Через ее ворота входили в крепость Александр Пушкин и Александр Дюма, разминувшиеся друг с другом ровно на четверть века.
От входа в Кремль сразу направо сохранился неказистый дом буквой «г». Это здание гауптвахты, в котором когда-то держали Емельяна Пугачева. Сюда его посадили как бродягу, именовавшего себя в кабаках «ампиратором» Петром III. На тот момент самозванец выглядел полоумным, но вроде не опасным. Арестантов сковывали одной цепью и приставляли к ним конвоира, который водил их целыми днями по городу с протянутой кружкой для милостыни. Пугачев так исхудал, что легко мог выдернуть кисти рук из оков. Однажды так и сделал – и рванул вдоль по Георгиевской (сейчас Петербургская). Его спрятали в какой-то норе старообрядцы. Убежище находилось на глинистом склоне горы прямо за нынешним чернокупольным собором Покрова Пресвятой Богородицы (улица Старая, выходящая на Петербургскую). Ночью беглеца переправили на лодке вниз по Волге в сторону реки Яик (будущая река Урал). Казанскому кремлю в его каменной версии довелось отражать натиск не только пугачевцев, но и молодой Красной армии. Плюс бонусом – две киношные осады при съемках в 1918 году документального фильма «Взятие Казани», а в 1927-м – первого татарского игрового полнометражного фильма «Булат Батыр» (ассистентом режиссера картины был Иван Пырьев). Тогда по Кремлю из пушки случайно ударили не холостым, а боевым снарядом. Говорят, среди актеров были раненые, в списке же невосполнимых потерь оказался гример, скончавшийся от сердечного приступа. В подвале кремлевской гауптвахты осенью 1918-го захватившие город каппелевцы заперли комиссаров Якова Шейнкмана, Абрама Комлева, Мулланура Вахитова и других плененных большевиков. Те всю ночь пели «Интернационал», а на рассвете их вывели и поставили к стене у Консисторской башни. Расстрельная команда состояла из белочехов. Особой ненависти к комиссарам они не испытывали и даже, говорят, не отказали казнимым в последней сигарете. Комиссары, закурив, любезно поинтересовались: мол как вам Казань? Чехи ответили: «Град – добре. Самогон много – не добре». А потом поручик скомандовал: «Атой!», что по-чешски означает «пока» - и грянул залп… Об этом вспоминал один из расстрельщиков – известный писатель Ярослав Гашек. И вот что интересно – побезобразничав с земляками в Казани, будущий создатель «бравого солдата Швейка» резко сменил политическую ориентацию и перешел к большевикам. Выдав Гашеку кожанку, фуражку и наган, его отправили комиссарить в Бугульму. Там он, будучи человеком уже поднаторевшим в деле экспресс-правосудия, сам выносил приговоры и сам же приводил их в исполнение, выписывая себе сухой паек с самогоном на трех штатных палачей. Творил он это не со зла, а находясь в творческом поиске, - ему как писателю, видите ли, любопытно было получить впечатления от вывода в расход очередной «контры»! При этом в бумагах вместо своей настоящей фамилии он подписывался – как бы вы думали? Правильно – «Швейк» (документы эти сохранились)! Потом Гашек признался: «Я хотел провести своего героя через все ужасы войны». Что ж, персонаж–то оказался куда человечнее, чем подписывающийся им создатель. Зато благодаря Швейку помнят и Гашека.
Многие подмечают схожесть Кул Шарифа с собором Святой Софии и Голубой мечетью в Стамбуле. А вот если бы архитекторы хотели воссоздать разрушенное в 1552 году культовое здание, им, наверное, следовало взять за образец собор Василия Блаженного на Красной площади в Москве. Ибо храм поставлен «за покорение Казанского и Астраханского ханств», и есть предположение, что русские зодчие (те же самые Ширяй и Барма, которые строили в камне Казанский кремль) возвели в центре столицы уменьшенную копию одного из архитектурных символов былого противника. К прошлому надо относиться с уважением и помнить, что там, позади в тумане веков – стоны и кровь, пожары и разрушения.
Там, где ныне вершит историю глава республики вместе со своим аппаратом, раньше занимался примерно тем же губернатор. А еще раньше на этом месте стоял ханский Сарай. Существует легенда, что когда-то на входе во дворец стоял бюст Цезаря из воска. Хлипкий материал выбрали не из экономии, а чтобы напомнить о бренности жизни, власти и империи. В здании имелись комнаты на случай приезда царя, всегда содержавшиеся в полной готовности к сколь угодно внезапному появлению высочайшего гостя. Кстати, первый в городе «аглицкий» клозет со смывным бачком появился именно здесь, произошло это в 1798 году.
Временная пристань, увитая цветочными гирляндами, была установлена на Казанке внизу, под Тайницкой башней. Сюда в 1767 году причалила галера «Тверь» с пышной свитой Екатерины Великой, а в1798-м приткнулся скромный парусный ботик Павла Первого. Интересно, что в штиль это суденышко бессильно «зависло» в полукилометре от берега, в итоге царя к подданным перевез простой лодочник. В подготовке материала использованы журналы «Татарстан» №1 (январь) 2014 г., №2 (февраль) 2014 г.
|
«Второе дно» Казанского кремля
Источник: УНИЦ