Текст: Адель Хаиров У каждого из нас своя Казань. Кто-то называет ее большой деревней, потому что сам обитает в десяти минутах от центра на ометьевской горе. А кто-то видит жизнь из-за тонированных стекол, пребывая в уверенности, что едет по улицам европейского мегаполиса. Третий ностальгирует по исторической родине откуда-нибудь из Австралии, не сомневаясь, что все жители ходят в тюбетейках... Выходит, сколько людей, столько и Казаней!
Прямо за белой церковью Параскевы Пятницы одиноко торчит каменный зуб сторожевой башни – это все, что осталось от второго ряда крепостной стены, защищавшей выросшую за Кремлем слободу. По соседству находится Богородицкий монастырь, в советские времена цинично отданный под табачную фабрику. Старожилы помнят, как в ходе одного из коммунистических субботников работники «табачки» нашли под старыми завалами лаз, который от фабрики вел прямиком в башню. Проход был настолько узкий, что даже карлику не пролезть. Но хитрые работяги не стали звать историков и археологов, а сами придумали ему применение. Про икону Казанской Божьей Матери уже все писали, поэтому ограничусь тем, что вспомню один случай. Когда на территории бывшего монастыря одновременно с «табачкой» размещалось ещё и общежитие Пединститута, под куполом со сбитым крестом – там, где теперь находится алтарь, стояли железные кровати студенток. Всё как обычно, у каждой крашеная тумбочка, под койкой – чемоданчик, на стене приклеены картинки из «Огонька»: Дин Рид, Гойко Митич, Мирей Матье и, конечно же, молодая Пугачева. И вот у одной студентки, которая, как это частенько бывало, вернулась лишь под утро, Алла над тумбочкой вдруг отклеилась, а на облупившейся штукатурке проступил лик Девы Марии. Тут послышался церковный хор, а сонные лица проснувшихся соседок озарил свет. Гулящая студентка, само собой, ушла в монастырь, а на том самом месте теперь висит икона Казанской Божьей Матери. Пройдем далее на улицу Япеева – туда, где сохранилась самая старая тюрьма Казани, напоминающая маленький замок (сейчас это СИЗО №1). Внутри - тесные коридорчики, лестницы, многочисленные двери, новичку запросто можно заблудиться. Подследственным и ожидающим этапа осужденным приходится томиться в тех же камерах, в которых сидели, лежали, а иногда даже стояли впритык арестанты ещё при Льве Толстом. А жил он через дорогу от тюрьмы. Литературоведы полагают, что впечатления, полученные Толстым от незабываемого соседства с узилищем, вдохновили его на создание «Воскресенья». Конвой выводил осужденных по 13 человек на улицу и усаживал на землю. Наручники каждого из них кузнец приклепывал к общей длинной цепи, которая крепилась к телеге. В тяжелые кандалы осужденных заковывали уже на каторге.
Рядом с парком «Черное озеро» имеется автостоянка. Место это полвека назад занимали шатры Госцирка, а до революции сюда переехал из сада Николаи (сейчас Ленинский садик) балаган Яшки – скомороха. Именно здесь паясничал, пел басом и дискантом, декламировал шиворот – навыворот стихи собственного сочинения Федя Шаляпин. Здесь же предлагал народу свежие булки перепачканный мукой Алёша Пешков. А на углу Карла Маркса и Япеева стоит длинный дом №17 – здание бывшей Земской больницы, куда сторож Федоровского монастыря Мустафа привез простреленного грядущего «буревестника» Максима Горького, а на тот момент неудачливого самоубийцу Пешкова. Стегал лошадку и всё приговаривал: «Защим стрилял, раз не умеш, надо речка головой – ух!» Об этом писатель рассказывал Шаляпину, оба хохотали. Видимо, в глубине души очень хотел жить, поэтому застрелиться так и не удалось. Об этом очень живописно рассказывает казанский поэт Алексей Остудин, проживающий близ Фуксовского сада, где всё и произошло.
В подготовке материала использован журнал «Татарстан» №5 (май) 2014 г. |
Казаней много, я – один!
Источник: УНИЦ